Подвижницы благочестия

В Курском женском монастыре было немало подвижниц и благочестивых стариц, к которым приходили мирские люди за советом и утешением в разных обстоятельствах своей жизни.

Из них особенно замечательна Евдокия Алексеевна Расторгуева, подвижница середины XIX столетия. Родители ее жили в Курске и занимались печением хлеба. Она родилась в 1790 году и была младшей дочерью в семье. Когда Евдокии минуло 16 лет, то две ее старшие сестры были уже замужем. Но сама она не имела расположения к замужеству и часто говорила матери, что желает поступить в монастырь. Ее мать и отец и слышать не хотели об этом и, несмотря на многократные просьбы Евдокии, никогда не брали ее с собой в монастырь, где у них были знакомые старицы. Однажды Евдокии все-таки удалось заставить мать и тетку согласиться и взять ее с собой в монастырь. Пока мать и тетка беседовали со старицами, она, познакомившись с молодыми послушницами, попросила их показать ей монашескую одежду. Надев на себя рясу и связку (головной убор послушниц), она вышла к матери и сказала, что больше уже не уйдет из монастыря. Мать сильно разгневалась, велела Евдокии немедленно снять монашескую одежду и идти домой. Но Евдокия была непреклонна. Тогда мать и тетка насильно сняли с нее рясу и связку и отвели домой. Дома мать жестоко побила Евдокию за ее поступок и запретила ей даже думать о монастыре. Родители Евдокии все-таки не оставляли мысли выдать ее замуж и заставляли ее выходить к женихам. Тогда она взяла на себя подвиг юродства и однажды, когда ее заставили одеться в лучшее платье и выйти к жениху, Евдокия послушалась матери, но взяла ягоду чернослива и, вынув косточку из нее, надела ее себе на нос. В другой раз она испачкала себе голову толченой коноплей, а потом совсем остриглась. Много раз после этого родители упрекали Евдокию и даже били ее за подобные поступки, но она оставалась непреклонной и повторяла, что уйдет в монастырь. Через четыре года после посещения Евдокией женского монастыря, когда ей исполнилось 20 лет, ее старшая сестра увидела сон. «Я видела, - говорила она матери и отцу, убеждая отпустить Евдокию в монастырь, - чистое голубое небо, и оно вдруг как бы открылось, а ты, мать, подаешь туда маленькое дитя, которое принимает от тебя чья-то невидимая рука. Это, вероятно, душа нашей Евдокии взойдет на небо, и она будет молитвенницей за весь род наш». Поплакали родители Евдокии, но решили уступить ее желанию и определили ее, наконец, в Курский Свято-Троицкий женский монастырь.

Сначала Евдокия жила вместе с монастырскими сестрами, но так как взятый ею на себя еще в миру подвиг юродства она не оставила, то поселилась в башне в северо-восточном углу монастыря, печь в которой никогда не топила, хотя дрова лежали тут же на полу. Здесь же на полу стояло все, что ей приносили ее многочисленные почитатели. Иногда она клала в печь палку дров, и та дымила, не давая тепла. Ходила она без чулок даже зимой. Одежда ее состояла из мухояровой рясы зимой и летом, а под рукой она всегда носила деревянное блюдо и в нем – крест и камни. Это напоминало ей о бдении и молитве, как она нередко сама говорила: «Блюди убо, душе моя, да не сном отяготишися!» Ночи она проводила почти без сна в пении псалмов и горячей молитве, а днем часто уходила из монастыря, что смущало игумению, так как Евдокия отлучалась очень часто и без благословения.

Однажды одной из послушниц монастыря было поручено проследить, куда ходит блаженная. Евдокия Алексеевна прошла весь город и его окрестности; целый день ходила, нигде не останавливаясь, кроме каждой церкви, где усердно молилась. Это так утомило следившую за ней послушницу, что та едва дошла в монастырь. В другой раз Евдокия Алексеевна, не желая, чтобы игумения смущалась подозрением, привела следившую за ней послушницу к одному дому и, когда послушница вошла туда, то узнала, что здесь живет бедная вдова с детьми, которых и кормит блаженная теми приношениями, что в изобилии давали ей благодетели.

Очень многие приходили к блаженной и, несмотря на ее иногда неприветливое обращение, глубоко почитали ее и верили в силу ее молитв. Иногда она бросала полено и кричала приходившим: «Вот буря, вот ветер, зачем вы ко мне идете? Что вам надо?» И тогда что-нибудь дурное ожидало приходивших к ней. Иных же блаженная принимала ласково и поила чаем, что считалось хорошим признаком. Иногда блаженная и прямо предсказывала что-либо, но говорила как бы о случае, про который она слышала.

Так раз к ней пришла жена мирового посредника г-жа К., которая незадолго перед этим потеряла пятнадцатилетнего сына и очень горевала, но блаженная, как бы не замечая ее слез и горя, начала говорить: «Вот, ко мне приходила одна госпожа, вот об ней надо поговорить; у нее скончался муж скоропостижно и с пятерыми детьми оставил, а ты о сыне горюешь, вот к тому-то говорится, ты о госпоже-то пожалей». Но женщина продолжала плакать и рассказывать о своем горе. «О себе да о муже думай,»- перебила ее снова блаженная. «Вот та чиновница-то, что ко мне приходила несчастная, ведь муж-то ее скоропостижно скончался!» - повторила Евдокия Алексеевна. И ровно через год у г-жи К. скоропостижно скончался муж, и она с пятью детьми осталась вдовою.

Много было случаев, когда предсказывала Евдокия Алексеевна вперед за много времени имеющее случиться с людьми. Особенно замечательный случай ее прозорливости был следующий. Пришла к ней одна почетная гражданка г-жа Ю., очень богатая, весьма почитавшая блаженную. Евдокия Алексеевна посадила ее на худой стул. «Что же вы меня на худой стул сажаете, матушка? Это что-либо дурное означает?» «Нет, нет, садись, - сказала блаженная. - Это ничего; а я-то что читала: один был голова, и богат, и знатен, жил роскошно, а потом в острог попал, и все богатство ушло.» «Это, верно, вы ко мне говорите, матушка?» - спросила посетительница. «Нет, нет,- сказала блаженная. – Это я читала.» И все слова блаженной сбылись через некоторое время. Мужа этой почетной гражданки осудили на 12 лет в тюрьму за то, что он отдал в солдаты несовершеннолетнего за его брата. Пришел раз к блаженной господин, родственник одной монахини, который много слышал о прозорливости Евдокии Алексеевны. «А, петербургский господин пришел, - приветствовала его блаженная. – Садись, садись.» Между тем сесть ему было не на чем: ни одного стула не было, а на скамейку села блаженная и, перестав обращать на него внимание, опустила низко голову, как бы уснула. Постояв некоторое время и видя, что блаженная как бы спит, он ушел. Придя к своей родственнице, этот господин выразил свое неудовольствие и сказал: «Что это за прозорливая, заснула!» Вернувшись в Петербург, он поехал в карете. Лошади понесли, он в испуге выпрыгнул из кареты и разбился насмерть: вот что значил сон блаженной!

Перед своей кончиной блаженная старица пожелала взять к себе для услуг девочку лет десяти, свою племянницу. С ней проводила она все время в пении и чтении псалмов и приучала ее равнодушно смотреть на все приношения благодетелей: даже деньги, и те они клали на пол рядом с дровами и углем. Этой девочке блаженная предсказала вперед всю ее жизнь.

Скончалась Евдокия Алексеевна в 1870 году на 80-м году своей жизни. После ее тихой блаженной кончины тело ее было перенесено в церковь. Почти весь город пришел проститься и взглянуть последний раз на подвижницу. В продолжение 4-х дней тело ее оставалось совершенно не тронутым тлением. Подвижница лежала как живая. Похоронили старицу на Никитском кладбище, где почитателями поставлен на могиле памятник, обнесенный решеткою. До настоящего времени могила блаженной не сохранилась.

Из подвижниц конца XIX века замечательны следующие.

Слепая старица Рахиль, в схиме Серафима, которая тоже имела дар прозорливости.

Ризничная монахиня Пиама, скончавшаяся с улыбкой на устах 2 мая 1878 г., 77 лет.

Монахиня Еликанида, отличавшаяся необыкновенно ласковым отношением со всеми и называвшая всех «сокровище мое». Монахини Пиама и Еликанида были родные между собой, жили вместе, все время проводили в молитвенном подвиге и вообще вели очень строгий образ жизни. Скончалась 22 апреля 1891 г. 73-х лет.

Схимница Александра и монахиня Ангелина, скончались в первый день Пасхи 2 апреля 1895 г. Монахиня Ангелина была взята в монастырь 3-х летней своей теткой, которая была очень бедной. Вскоре на нее обратила внимание казначея монастыря и взяла девочку к себе в келью. Здесь Анна (так звали монахиню Ангелину к миру) научена была грамоте. Она отличалась с детских лет особенной кротостью и любовью к храму Божию и молитве. При первом ударе в колокол Анна оставляла работу и спешила в храм. У нее оказался прекрасный голос, ее поставили на клирос, а впоследствии она была регентшей. Из начальнической кельи ее перевели скоро в небольшую келейку, где она вела строгий образ жизни. Сама вкушала очень грубую пищу, а бедным отдавала все, что приносили ей ее благодетели. Незадолго до своей кончины монахиня Ангелина, причастившись в Великий Четверг вместе со всеми сестрами святых Христовых Таин в храме, простилась с низкими поклонами со всеми клиросными сестрами и возвратилась в свою келью. Она выходила потом в церковь еще раз – приложиться к святой Плащанице, после чего уже не оставляла своей кельи. Во время Пасхальной утрени монахиня Ангелина и схимонахиня Александра были еще живы и на приветствие сестер, вернувшихся от утрени: «Христос воскресе!» ответили: «Воистину воскресе!», после чего мирно предали свой дух Господу. Дивно спокойны были их лица; они казались уснувшими. Необыкновенное чувство умиления наполняло души сестер при виде этих праведниц, почивших о Господе.